Недавняя, в середине августа, канонизация Архиерейским собором

860 подвижников -беспрецедентный по своим масштабам и значимости факт в жизни Церкви.

Впервые канонизировано та­ков число новомучеников - кли­риков и мирян, пострадавших за веру. Создание подробных по­вествований, их житий - дело бу­дущего. Между тем среди вновь канонизированных святых есть те, чьи подвиги давно были извес­тны, но оценены так высоко толь­ко сейчас.

Пожалуй, наиболее интересная фигура среди них - митрополит Ростовский Арсений Мацеевич (1697-1712 годы), вступивший в противоборство с самой Екатери­ной II. Противостояние Церковь -власть и обличение первой не­праведных действий второй ши­роко распространено в русской истории. Вспомним многочислен­ный именно на Руси чин юроди­вых, Ивана Грозного и пытавше­гося остановить пролитие невин­ной крови митрополита Филип­па, задушенного Малютой Скура­товым. В тех условиях именно Церковь зачастую играла роль по­литической оппозиции, а святые были совестью нации. С высокой трибуны проходившей 6-7 сентяб­ря в Москве международной кон­ференции "Проблемы святых и святости в контексте истории и права" было сказано: "Святые все­гда составляли тот стержень, ко­торый помог человечеству выжить, продвигаться по пути прогресса". Директор Института российской истории РАН Андрей Николаевич Сахаров публично покаялся (надо отдать ему должное), сказав:

"... В течение стольких лет мы де­лали вид, что этих людей не было, что они никакого влияния не ока-

зывали, - это была огромная фаль­сификация истории".

Но вернемся к Арсению. Что же за подвиг он совершил, за что пострадал? Почему народ, обла­дая стихийным чувством справед- • ливости, встал на его сторону, безмолвно признав его правду, а не всесильной Екатерины Ве­ликой, стремившейся насадить среди своих подданных дух сво­боды, вольтерьянства и просве­щения?

Неприязнь Екатерины к Арсе­нию, имевшая, возможно, и какую-то сугубо личную причину, про­явилась уже в начале царствова­ния. Митрополит Ростовский -представитель древней и знаме­нитой кафедры - не был пригла­шен на торжество коронации им­ператрицы. Ей, безусловно, были известны его "дерзости", которые, впрочем, терпела и Елизавета Петровна. Так, Арсений, как член Священного Синода, отказался приносить установленную прися­гу со словами: "Исповедую же с клятвой крайнего судию духовные сия коллегии быти... государыню нашу". О чем и подал соответству­ющее донесение, настаивая, что "крайний судия" - только Иисус Христос, Господь Бог наш".

После коронации Екатерина II собралась в Ростов на церемо­нию переложения мощей святого Дмитрия Ростовского в новую, серебряную, раку. В письме она писала: "Я знаю властолюбие и бешенство Ростов-ского владыки, я умираю, боясь, чтобы он раки Дмитрия Ростовского без меня не поставил". И распорядилась

поставить в церкви охрану - май­ора с солдатами.

Какой же реакции следовало ожидать императрице, когда в 1764 году одним росчерком пера она фактически уничтожила четыре пятых российских монастырей? Деяние, сопоставимое с гонени­ями на Церковь в советское вре­мя. Это злосчастный указ 1764 года об изъятии церковных имуществ и о штатах денежного жа­лованья духовенству. Большин­ство монасты-рей, оказавшихся "за штатом", не имея средств на свое содержание, пришли в запустение, многие закрылись, от иных оста­лась только церковь в качестве приходской.

Колоссальный денежный до­ход и обширные земельные име­ния в основном миновали и го­сударственную казну, будучи розданы в виде подарков мно­гочисленным фаворитам. Вот цифры: до введения штатов в России (Великороссии) было 732 мужских и 222 женских мо­настыря. Штатами же положены 161 и 39 соответственно. Ос­тальные броше-ны на произвол судьбы, и многие, особенно в провинции, закрылись, не при­способившись к "новой эконо-ми­ческой ситуации".

Открытый протест выразил -нет, не Синод, а митрополит Ар­сений Мацеевич, поляк по про­исхождению, публично и нели­цеприятно для императрицы выс­казываясь по этому поводу. Бо­лее того, в церкви он провозг­лашал "анафему обидчикам цер­квей и монастырей". Екатерина

назначила расследование в Си­ноде и сама прибыла на заседа­ние. Крестовую палату Кремля, где оно проходило, окружили толпы сочувствующего народа. (Кстати, через некоторое время после суда неожиданно рухну­ла смежная с Крестовой пала­той церковь Трех Святителей.)

Арсений на заседании говорил столь резко, что императрица зажала уши, а ему приказала за­клепать рот. Несчастного прису­дили к лишению сана и суду светскому, по которому за оскор­бление Величества полагалась смертная казнь. Троим священ­никам, снимавшим с него архи­ерейское облачение, Арсений предсказал скорую смерть, что в точности сбылось.

Екатерина все же смягчила приговор: оставила ему мона­шеский чин и послала в ссылку - сначала в Ферапонтов, а потом в архангель-ский Николо-Карель-ский монас-тырь. Арсений и здесь не скрывал своих взглядов, ут­верждая, что страдает за правду. Почитали его и монахи во главе с архимандритами, даже прини­мали от него благословение. Но кто-то донес.

Дело повторно в 1767 году рассматривала сама Екатерина и приказала заточить опального митрополита в темницу в Ревеле (Таллин), лишив его монашества и имени, дав прозвище Андрей Враль. Коменданту Тизенгаузе-ну она писала: "У вас в крепкой клетке есть важная птичка. Бере­ги, чтоб не улетела! Надеюсь, что не подведете себя под большой

ответ. Народ очень почитает его изстари и привык считать святым, а он больше ничего, как преве­ликий плут и лицемер... А в бо­лезнях велите его лечить и пред­пишите тем, кои около его, чтоб с ним без грубости обходились".

Ежемесячно в Петербург посы­лались рапорты с донесением, что "известный арестант" (имя его запрещено было упоминать под угрозой смерти) содержится по инструкции и "ведет себя тихо". Ему давали книги и Священное Писание. На стене своей темни­цы Арсений начертал углем сло­ва: "Благо, яко смирил меня оси".

В народе с надписью "Андрей страдалец" распространялись его портреты: тесная темница (раз­мер ее был три с небольшим на два метра), кусок хлеба на окне, арестант в тулупе и треухе, а на стене - изображение Арсения в облачении митрополита. В пос­ледние свои земные часы как архипастырь предстал он испо­ведавшему его священнику, в ужасе сначала было выбежавше­му из темницы. Похоронили Ар­сения у русской Никольской цер­кви Ревеля, а над могилой позже построили Успенский придел. Говорили, что мучитель Арсения, чиновник Тайной канцелярии Шишковский, до самой смерти посылал в Ревель деньги на па­нихиду по нем. А один из почи­тателей его памяти, орловский помещик Лопухин, поставил ему памятник в своем имении.

Канонизация такой фигуры, как Арсений Мацеевич (а просто ка­нонизаций, без определенного подтекста, не бывает), принятие недавно уникального документа - социальной доктрины РПЦ с тезисом о возможном неповино­вении государству - все говорит о том, что Церковь намерена за­нять новую, более независимую, позицию по отношению к влас­ти с возможностью открытой кри­тики ее действий.

Любовь ПУТИЛОВА