На выезде из Нурлатского района парень в камуфляже бросается нам наперерез. Авария. "КамАЗ" с прицепом улетел в кювет. Парень растерян: "Мы из Рязани, коммерсанты. За товаром на "Нижнекамскшину" ездили - резина на миллион в овраге лежит. Нужно помощь вызывать". Но здесь - мертвая зона и наш "мобильник" молчит.

Я бы на месте пострадавших иск за упущенную выгоду вчинила АЗС "Татнефти". Большегруз выехал на перекресток на рассвете, темень, знака "опасный поворот" нет. А заправка полыхает огнями, слепит глаза. Говорят, здесь постоянно случаются ДТП. На днях не вписалась в поворот иномарка...

А еще на Новошешминском направлении остро ощущается недостаток указателей: легко заблудиться, сжечь полбака бензина, а вместо Новошешминска оказаться в Самаре.

Но вот наконец указатель: "Ак буре", чуть поодаль по-русски: "Слобода Волчья". Останавливаемся у дома с нарисованной на воротах явно детской рукой рыжей лошадкой.

В окне, отчаянно жестикулируя, появляется старушка. Ворота отворяет дед: откель гости? И тут вижу - из почтового ящика выглядывает номер "ВК". Мы с фотокором чуть не расцеловали хозяев.

- Хоть глаза и не глядят, но мы со старухой газету читаем. Думаете, нам, старым, неинтересно, что в мире деется?

На нас старики смотрят, как на инопланетян, не верят, что из "ентой "Вечерки". А когда поверили, разговор рекой полился. Хозяин - Сергей Остолопов, фронтовик, воевал в Белоруссии. Всю жизнь кузнецом работал. А с Анной Федоровной они пятьдесят лет идут вместе по жизни - четверых детей, десятерых внуков да семерых правнуков нажили. Тайна семейного долголетия проста: "Жалеть друг дружку надо". У жены немеют руки, и Сергей Михалыч ей трогательно пуговички на куртке застегивает... Анна Федоровна здоровье потеряла, с 30-го года вкалывала "за советскую власть", а теперь в день пенсии плачет - 600 рублей для нее унижение. Стаж ей не посчитали из-за того, что архив колхозный утерян.

"При Катерине в наш район ссылали опальных чиновников. Не дворян, а именно чинных", - рассказывают старики. (Идея-то супер! Вот бы возродить традицию!) Остолоповы помнят слободу в лучшие времена - больше тысячи домов (сейчас 300 осталось), две кузни, водяные мельницы, шерстобойка. Михалыч, говорят, творил чудеса в своей кузне. Двадцать лет все село на поклон к нему ходило - кому прихват особый нужен, кому оградка витая. Очарованная их сказочной речью, я прощаюсь в их же манере: "Низкий поклон вам".

Похоже, вот она, "изюминка" района, - мастера. Не даром же здесь не деревни, а слободки. Так на Руси называли поселения мастеровых.

Слобода Черемуховская (выстроенная, говорят, на месте черемухового леса) - самое большое хозяйство в районе, живет здесь больше тысячи человек. Мерило благополучия в любом селе - количество учеников в школе, а в Черемуховской, выстроенной из кирпича от разрушенной церкви, на детишек классов едва хватает. Возле школы - микрорынок: пуховики, свитера и всякий шурум-бурум. Торговка сидит в машине: "Не идет торговля, у них тут теперь свой магазин классный".

Частный магазинчик "Мечта" поражает нас не изобилием, а тем, что выстроен от и до руками Александра Реброва для любимой жены. На полочках - рейка, словно деревянные бусы. Как мастера найти? "Сами увидите, самый красивый дом в слободе", - сказали нам прохожие.

Свой дом Александр построил в 23 года. Каждый кирпичик теплом его рук согрет. Да как стильно! Не деревенский дом, а коттедж. Водопровод, пристроенная к дому сауна. Деревянные арочные потолки, витые бордюры, "кружевные" журнальные столики, табуретки и кадки для цветов. И шкаф-стенка, и супружеское ложе - авторской работы. До того дошло, что посуду стал делать - деревянная пивная кружка и рюмки мне особенно понравились. "А хозяйка моя говорит, давай импортное купим", - смеется мастер. Вот уж правда, что имеем не храним.

В доме пахнет пирогами - в тот день его старшему сыну исполнилось 23 года. "Сын-то в лесу, дерево для себя выбирает. Дом строить собрался", - объясняет Александр. Ничего себе, семейная традиция. Нас усаживают за стол, наливают щей, угощают домашним хлебом. Хозяин сам ведет разговор. Когда стал работать строителем, пришел к председателю и попросил самую слабую бригаду. Мужики в ней пили и "козла" забивали. Как уж он это сделал, только мужики и пить бросили, и зарабатывать стали больше председателя: "Даже рекорд поставили - за 24 дня дом построили".

Говорят, настоящий мужчина должен построить дом. Он уже построил тридцать домов. По четыре добротных больших дома за год. Единственно, что его может выбить из равновесия - обман. Когда им, "быстрым" строителям, стали срезать премиальные, не выдержал и нашел другую работу - в райцентре. Без работы он не останется, вот сейчас какому-то чиновнику кровать делает: тот центнера полтора весит и ни одна фирменная мебель не выдерживает.

Александр еще и часовых дел мастер, и на гармони играет - заслушаешься. У него, как у настоящего мастера, своя философия: человек должен жить красиво. Везде и всегда можно так жить, просто нужно поменьше болтать, побольше руками работать.

О талантливом чудаке из слободы Петропавловской Илье Рузанове мы узнали в Черемуховской. И наш "Соболь", недовольно рыча, покатил по колдобинам в новом направлении. На въезде в слободу - танк. Откуда? "Это фашисты забыли", - смеются ребятишки. Оказалось, что это - модель для памятника погибшим воинам, который собирается возводить Рузанов.

На краю деревни - старый дом. На воротах изображены былинные богатыри Илья Муромец, Добрыня Никитич и Алеша Попович. А рядом - сцена из "Лебединого озера". А в палисаднике - фонтан "Самсон, разрывающий пасть льву".

- Это я - Илья-художник, - улыбается мне мужик в рваном пальтишке.

Во дворе дома я и вовсе остолбенела: Рембрандт, Брюллов, Леонардо. Копии знаменитых полотен занимают все стены подворья. И взгляд Ивана Грозного, убивающего сына, направлен на черных овечек, гуляющих по двору.

А Илья Федорович уже тащит меня в дом, демонстрирует свои картины. От ярких красок голова кругом. "Да, я перерисовываю, но краски люблю сочные, вот и получается вроде как по-своему". Ему не хватает сюжетов. Он перерисовал все - автопортретов только штук пять. "Удобно, смотрю на себя в зеркало и рисую". И жену, и дочек нарисовал. Он всегда мечтал учиться, и полагает, что, перерисовывая, учится у великих мастеров.

- Ох, спасу нет. Все изрисовал, а краски какие нонче дорогие! - причитает бабка и, замечая, что я простужена, бежит греть молоко.

Илья Федорович не перестает улыбаться - светится изнутри. Говорит дельно, не хвалится.

- Мне повезло в детстве. Мы жили в Орехово-Зуево, в бараке. Художник Моисеев соседом был, он и стал учить. А мать моя последние деньги за ученье ему отдавала. Но недолго ученичество продолжалось. Вынужденно уехали в Петропавловскую. Но я всю жизнь рисую, в школе - боевые листки, в армии - газеты, в школе работал плотником и рисовать учил. Сколько работ? Да их разве сосчитаешь...

А потом Илья Федорович ведет нас в храм. По дороге рассказывает, что они с женой очень верующие. И она разрешает ему иконы и религиозные картины рисовать только в дни поста, помывшись и помолившись.

Собор Петра и Павла, выстроенный всем миром в начале XVIII века и так же всем миром разрушенный в XX, немым укором возвышается на пустыре. Федорович уж не улыбается: "Я его десять лет один-одинешенек ремонтирую. Дружок был, помогал, да умер. Вот ограду поставил, колокола 1724 года нашел в полях - отчистил, теперь сам звоню. Позвонить?"

И вот он уже бежит ставить высоченные деревянные лестницы. "Не надо!" - кричу я, страшась за него. А он не унимается. "Как молодой по крышам бегаю. Сэкономил, купил железа - крышу крою".

Рузанов открывает своим ключом дверь храма. О, Боже! Он "реставрирует", как может, старые фрески и пишет свои. Нарисовал здесь все - начиная от лепнины на стенах и недостающих арок до цветных плит на полу. Из него бы получился изумительный художник-декоратор. И почему судьбой ему было предначертано всю жизнь прожить в глухом селе глухого района? Электричество провел и люстры (их надо видеть) сделал, провел в храм дорогущее по деревенским меркам газовое отопление.

- Мы сами с бабкой службу служим, вот она свечки крутит и продает. Мы с батюшкой говорили, приглашали сюда, а он не хочет. Говорит, пока село помогать не будет - не поеду. И жильем пусть обеспечат. А председателю-то это и не надо. Я куда только не ездил, просил - помогите хоть чем-то. Храм-то, смотрите, какой красавец, детям же надо оставить. А мне везде - от ворот поворот. Но я не унываю. И один в поле воин - вон сколько сделал.

Когда не хватает денег на краску, он обходится подручным материалом. Спаситель, Пресвятая Богородица и другие фрески любовно украшены... фантиками. Блестят, наклеенные прямо на стену. На деревянном ящике надпись: "Жертва на храм" (обычно пишут - пожертвование). Вот так и милый Федорович себя в жертву приносит.

...А под сводами храма воркуют голуби и "капают" (это так Илья Федорович говорит). Только успевай уворачиваться.

- Я считал, 60 птиц здесь живет, - говорит "настоятель". - Воюю с ними, и все без толку. И окна пленкой заколотил, и гонять пробовал, и дымом выкуривал. Но они опять прилетают.

А голуби "капать" хотели на то, что это иконы. Как и люди: чиновники - светские и религиозные, и главное - жители слободы. А у старика сердце болит о храме, все борется с равнодушием.

Юлия АНДРЕЕВА.

Следующий пункт нашего маршрута - Черемшан. На вахте - Ольга Мачнева.

Связь корреспондента с редакцией обеспечивает компания "ТАИФ-ТЕЛКОМ" - оператор сотовой связи "Сантел".